Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все началось со звонка ее мамы. Звонок был утренним, и оттого особенно раздражающим. Пообщавшись с матерью, Саша повесила трубку и мрачно заявила.
— Мне надо будет уехать на несколько дней.
— Куда? Зачем?
— В деревню. Двоюродная сестра моей матери слегла с инсультом. А у нее там хозяйство, скотина. Надо съездить, понять, что со всем этим делать.
— Тебе обязательно ехать?
— Да. Я не хочу, правда. Но она сказала, что нужна моя помощь. Я не могу отказать.
— Хочешь, я поеду с тобой?
— Ты, правда, поедешь?
— Конечно.
— Сейчас.
Саша ускакала на кухню перезванивать маме. Разговор был долгим и продолжался на повышенных тонах. Саша вернулась потерянной, плюхнулась на матрас и схватилась за голову.
— Ты не можешь поехать. Она запретила.
— Хорошо, я буду ждать тебя в городе. Что такое? Это еще не все?
— Нет, — Саша подобрала по-детски ноги и уперлась подбородком в колени. — Она хочет, чтобы нас отвез Денис.
— Нормально, вообще?
— Он там уже был. Он знает дорогу. Да и на машине быстрее.
— Давай я закажу такси?
— Не надо, — Саша поднялась и обняла меня за шею. — Я не хочу больше с ней ругаться. Пусть она увидит, что я больше ничего к нему не чувствую. Пусть поймет. Может, хоть тогда она от меня отстанет.
— Потрясающий план.
— Не злись. Это всего несколько дней. Это может быть, даже хорошо, что так получилось. Возможно, нам больше не придется прятаться от нее.
— Меня это и так не напрягает.
— Меня напрягает. И я хочу это прекратить.
— Честно говоря, меня больше напрягает, что ты снова окажешься рядом с Денисом.
— Это ничего не значит. Или ты мне не доверяешь?
— Я боюсь тебя потерять.
В то утро особенно паскудно жарило солнце. Саша ушла, оставив меня в переживаниях и с непривычным чувством обворованного человека. Следующие двое суток я не спал.
На третий поворот земли, в полседьмого утра в мою дверь позвонили. Я радостно, думая, что это Саша, побежал открывать. Но на пороге меня встретила бригада бронзовых от загара строителей, с какими-то ведрами, вениками, и газовым баллоном.
— Хозяин, можно мы через тебя на крышу поднимемся?
— Что? — Я все еще пребывал в замешательстве, сказывались бессонные ночи.
— Я говорю, на крышу можно мы пройдем? Нам крышу подлатать надо.
— Почему через меня?
— Мы всегда здесь заходим. В подъезде замок такой — только болгаркой спиливать.
— Ладно, — я посторонился. — Только поаккуратнее, пожалуйста.
— Не волнуйся, все самое грязное мы по веревке поднимем.
Хотел я съязвить, что в таком случае надо было и самим по веревке подняться, потому что с их спецовок и ботинок сыпалась просто тонна грязи, но не стал. Люди просто работают.
Я пропустил рабочих к люку, и сам остался на кухне.
— Вас всего трое? — удивился я. — На всю крышу?
— Да там профилактический ремонт, — ответил мне один из них, — и троим-то делать нечего.
Я не стал спорить, что я в этом понимаю.
— А можно я посмотрю? — спросил я.
— Зачем? — удивился строитель.
— Просто для себя, — пожал я плечами.
— А, — протянул рабочий, явно подумав что-то свое, — ладно. Только не мешайся там.
— Не буду, — заверил я.
Было приятно смотреть, как работают люди. Крепкие мужчины очень ловко орудовали тяжелыми предметами, без суеты и лишних слов. Точные, выверенный движения говорили об опыте и сработанности команды. Сразу было видно, что у каждого здесь своя роль: двое молодых и более крепких ворочали рубероид и управлялись с горелкой, мужчина старшего возраста следил за давлением в газовом баллоне, корректировал шов смоляных листов и периодически подсказывал молодым, как лучше делать. Он был явно не простым рабочим, что-то вроде прораба, хотя единственное, что его отличало от молодых — очки в толстой оправе, периодически спадающие с лица и, видимо, поэтому привязанные ушками к тонкой веревке, висящей на обгорелой шее.
Сперва рабочие поглядывали в мою сторону, явно не одобряя моего присутствия. Но, видя, что я с советами и претензиями не лезу, скоро перестали обращать внимание, и полностью погрузились в работу. А я стоял и курил, вдыхая прохладный воздух утра, напитанный смоляным ароматом. Было приятно чувствовать себя в обществе даже строителей. Пребывание в одиночестве, нервно покалывающем чувстве неизвестности — убивало. Я мог бы, конечно, пойти к своему крышному брату, разделить переживания, убить время, но что-то мне подсказывало, что Сокол вместе со временем убьет и остаток моего терпения. Уж слишком его эта тема с Сашей беспокоила. Я не знал причины, но подозревал, что тут дело совсем не в дружеских чувствах ко мне. Стоило только дать повод подумать, что Сокол был прав, как он тут же растопчет последние крохи того хорошего, зародившегося у меня в этих спонтанных отношениях с солисткой их группы. Сокол был — не вариант, но и одному оставаться в этом вакууме было невыносимо.
Рабочие, мои хорошие рабочие, как вовремя вы пришли. Как интересно, то, что выделаете, как здорово, что не прогоняете меня с крыши. Если бы я мог, я бы тоже стал рабочим. Коллектив, где нет места ленивым переживаниям и сомнениям, есть только работа, тяжелая, изнуряющая, забирающая душу, и очень быстро объясняющая телу, что на самом деле важно в этом мире: сон, еда, отдых, удовлетворение завершением. В какой-то момент я так проникся их деятельностью, что полез к прорабу с вопросами, когда тот взял тайм-аут на перекур.
— Наверно сложно так — по крышам прыгать в жару, — предположил я, подсаживаясь на приступ, радом с прорабом.
— Нормально, — пожал он плечами. — Это сезонная работа, так что мы уже привыкли.
— Сезонная? А чем вы в другое время занимаетесь?
Прораб покосился на меня и затянулся сигаретой.
— Да много чем. По осени еще можно на природе что-то делать: